Встречи с интересными людьми

Столетие веры и страданий

13 января церковь «Спасение» г. Ковеля поздравляла с 90-летием своего самого старшего брата — Николая Платоновича Якимчука. В общении с ним меня поразил удивительно ясный ум, конкретность в высказывании мыслей, достаточно неплохое для его возраста здоровье. А так — простой человек — проповедник! Скажу сразу: эта статья не о великом лидере, пророке или целителе, а о самом обычном человеке, который любил Бога и заплатил за это цену. Его история полна острых поворотов судьбы. Его тропа часто была похожа на грань между жизнью и смертью. Но все же, для меня — это просто христианин, который в обстоятельствах исключительного риска не шел на компромисс, а поступал так, как должен поступать христианин.

Возможно, в контрасте с нашей действительностью это покажется особенным героизмом, но рабы Иисуса Христа обычно отвечают так: «Мы сделали только то, что должны были сделать…»

Обращение

Когда я учился в школе, священник приходил к нам на уроки (это было еще во времена Польши). Рассказывал кое-что из Писания, а потом приказывал мне повторять. Почему-то я ему понравился. Позже взял к себе прислуживать в церковь (мне было тогда 15 лет). А потом меня перевели в церковный хор, потому что у меня был звонкий голос. В церкви я заметил: люди подходили, наклоняли головы, священник читал на старославянском языке — это считалось святыней. Но никто ничего не понимал. Библию нельзя было брать руками, только обернув полотенцем. Такой святости придавали обложке, не оценивая того, что внутри.

Но потом в наше село пришли верующие из Стобыховки и других сел, начали проповедовать, и я увидел там другой свет! Стало понятно, чем является Евангелие! Мое сердце приклонилось к нему. Через некоторое время я пришел на собрание и покаялся. Начал петь уже в хоре церкви пятидесятников.
Мы любили петь. Пели, когда шли на собрание, когда были друг у друга в гостях — молились и пели. Когда пас коров, тоже читал Евангелие, пел, молился и плакал… Крещение я принял еще во время «первых советов». Позже получил крещение Святым Духом.

Когда я стал верующим, мой отец сильно обозлился. Он был ярым православным. Держал пасеку и даже делал свечи для церкви. И священник начал давить на него…

Однажды я пришел домой после служения — был первый или второй час ночи (собрания продолжались 3-4 часа, Бог благословлял, крестил Духом Святым, пели духом, и хотелось быть там подольше). А отец закрыл дверь. Мать плачет. Мне пришло на память место из Библии, что за имя Христа будут гонения, даже от родных. Пошел к брату на ночь…

В начале уверования у меня было испытание. Мы с дядей резали солому в манеже. Кони ходили по кругу и крутили соломорезку. Случилось так, что я переступал через сноп, зацепился, и мою ногу начало крутить штангой. Слава Богу, что слетел посторонок с орчика, и кони остановились. Иначе мне оторвало бы ногу. Но все равно я получил большую травму. Сельские костоправы посмотрели и направили ногу, но, как оказалось позже, неудачно. А когда об этом узнали люди, то сказали: «Это сделал ему Бог за то, что поменял веру!» Не просто было выдержать эти насмешки…

Потом нам рассказали об одном профессоре из Львова, там мне сделали операцию, и я хожу своими ногами по сей день.

В свое время покаялась вся наша семья.

Ужасы войны. Бандеровцы

Как-то в наше село приехали бандеровцы. Созвали всех мужчин, измеряли окружность головы, взвешивали, записывали размер обуви. Не знаю зачем. Наверное, чтобы знать, какой размер формы нужен в случае чего. Поставили всех в шеренги, и мы должны были пройти по селу с патриотическими песнями.
Я подумал: «Разве это подобает мне как христианину?» И стал в стороне, но меня насильно затолкали в шеренгу. Я и там стоял вольно, не выполняя строевых команд. Сотник подошел и ударил брата, который стоял возле меня, но случайно зацепил свое ухо, и начала капать кровь. Другой свалил меня на землю и начал бить ногами. Но у него вдруг оторвалась подошва сапога и повисла, как собачий язык. Они разозлились. Сказали: «Погодите, вернемся — постреляем вас, как баранов!» За всю жизнь я не ощущал так близко смерти, как тогда. Никуда не убежишь — они ведь знают, где кто живет. Но на сердце пришла радость — вспомнил, что апостолы радовались, когда получали побои. Молился: «Господи, укрепи, дай сил!» Но случилось так, что они прошли с песнями в другой конец села, потом — в лес, и уже не вернулись. Все затихло. Больше я их не видел. Но это были не шутки. Не однажды они убивали тех, кто не поддерживал их, долго не разбирались. В те времена необходимо было всегда быть готовым к встрече с Господом. Бог испытывал, будешь ли стоять, когда придут забирать тебя.

Значительно позже этого сотника, который хотел нас расстрелять, убили красные. Еще так получилось, что некому было выкопать могилу. Его жена, конечно, не посмела меня просить, зная о том, что было. Но у меня не было никакой злобы, и я сам предложил: «Давайте, я пойду!» Так сделал Бог, чтобы я смог отплатить добром за зло.

Под прицелом. Фашисты

Это было страшное событие… Я, конечно, уже не думал, что мы выйдем оттуда живыми. Шел 43-й год. Однажды утром в Карпиловку приехал из райцентра гебиткомиссар с карательным отрядом. А почему? Потому что люди перестали возить поставки в район, так как повсюду были «бульбаши» и угрожали: «Если кто повезет, пусть пеняет на себя!» По всему было видно, что немцы приехали уничтожить село. Они знали, что где-то здесь укрытие украинских партизан, бандеровцев…

…Накануне к нам пришла сестра Василина из Стобиховки (тетя моей супруги), она в свое время была руководителем молодежи, проповедовала, от нее можно было услышать живое Слово от Господа. Собралось человек 15 (в основном молодежь) в доме одного из братьев. Целую ночь провели в общении, зная, что нас скоро разлучат, ведь мы достигли совершеннолетия. Молились, пели, плакали вместе. Под утро, когда уже собирались расходиться, вдруг входит вооруженный солдат и забирает всех нас на сельскую площадь. Село оцепили, чтобы никто не вышел. Когда нас привели, смотрим — у всех людей лица прямо почернели! Хотя никто не знал, для чего нас собрали, но предвидели беду. И когда сказали становиться семьями около рвов, все поняли, зачем… Люди начали прощаться — родители с детьми… Ужас охватил всех. Сестра Василина говорит: «Отойдем в сторону, склоним колени прямо на земле и будем молиться!» Мы решили, если будут стрелять, то пусть нас убьют на коленях. Это была не молитва, а вопль! Все плакали. Наверное, прошла минута. Господь наполняет Духом Святым сестру Василину, она поднимается и мы вместе с ней. Она поднимает руку и идет в толпу солдат — прямо к гебиткомиссару. Идет и говорит на немецком языке, показывая жестами в небо и в землю. Подошла к нему вплотную. Она говорила что-то ужасающее, потому что он задрожал, побелел, как стена! Он приставил автомат к ее груди, наверное, испугался ее, потому что сестра была крепкая. Она продолжала говорить к нему и нечаянно зацепила автомат рукой — он упал. Комиссар не мог его удержать, потому что у него тряслись руки.

Когда Василина закончила говорить, военные окружили нас и стали спрашивать, где она училась немецкому языку. Один брат, лет 50-ти, который был в Германии и немного знал язык, сказал: «Она нигде не училась. А то, что она говорила, это Бог проговорил к господину гебиткомиссару! А о чем — вы сами слышали, мы не знаем!»

Тогда комиссар сказал, что они приехали с другими намерениями, но если так случилось — чтобы сейчас же была поставка мяса, зерна, масла и др. Когда люди поняли, что останутся в живых, начали свозить продукты. Все говорили: «Бог нас спас, благодаря этой девушке!» Это была правда! И что вы думаете? Покаялся хоть один человек? Ни один! В то время церковь в Карпиловке насчитывала около 30 человек.
Что же дальше? Вместе с продуктами (обозом из нескольких подвод) забрали и нас, молодых девушек и ребят, включая и Василину, в район. Видно хотели везти нас на работу в Германию. По дороге один из братьев убежал. Остальных привезли в какой-то дом, где уже было около 50 человек. Когда наступила полночь, сторож возле двери уснул. Было там несколько крепких молодых братьев. Они вырвали решетку, открыли окно и начали друг за другом бежать в лес. А потом целый день добирались домой. Церковь молилась, и все очень обрадовались, когда мы вернулись. Немного позже наше село Карпиловку и еще три соседних (Стобыховку, Карасин и Радошин) все-таки сожгли, но люди (зная заранее об этом) спрятались в лесу.

Первый арест. Сухобезводная

В 1944 году немцев вытеснили. Начали действовать «красные» по нашим селам. Забирали молодых ребят, чтобы пополнить потери. Нас увезли в тыл, в Среднюю Азию (г. Алма-Ата). Я, как христианин, сразу же отказался брать оружие. Меня — в сторону и под конвоем — в погреб. Там я просидел целую ночь в одной гимнастерке, без еды. Утром меня привели в город, в тюрьму. На второй день привели еще троих братьев. Судил нас особый совет Москвы заочно. Срок заключения объявили уже в трудовом лагере: 10 лет лишения свободы.

Трудно было… Хотя я был здоровым парнем и никогда не болел, но мои силы были истощены голодом, холодом… В камере спали на голом полу. Было очень холодно, поэтому ложились так плотно, что повернуться одному было невозможно. Поворачивались все вместе. Нас кормили очень скудно. Суп из листьев липы или крапивы заправляли вонючей тюлькой. Картошки там не было. Но и такой еды не давали достаточно. Норма — полчерпака.

Вскоре нас собрали на этап и повезли в направлении Новосибирска, через Петропавловск, Свердловск, Холмск, Томск, Челябинск. Привезли в Северный Казахстан. Поскольку у меня была больная нога, направили в мастерскую портным (я еще в селе немного занимался шитьем). Там было легче. Старшие осужденные делились едой, я немного окреп. Через две недели нас увезли обратно в Сухобезводную. Помню, как раз на Пасху мы были в Петропавловске. Нам дали на завтрак две картошки, таких, как куриное яйцо, и все… Мы даже их не чистили — так съели. Когда вернулись в Сухобезводную, там уже было много верующих.

Снова нас распределили на разные работы. Тех, кто слабее, оставляли в зоне, давали более легкую работу. Чаще всего — плели лапти. Вскоре меня поставили дневальным в бараке, где я обслуживал рабочую бригаду. Заключенные работали на лесоповале. Там нельзя было проехать машинами, даже подводой. Делали такие деревянные рельсы, по которым кони тянули бревна на станцию, где их грузили в вагоны. Через некоторое время нас, верующих, расконвоировали. Меня назначили извозчиком по доставке со станции продуктов, кирпича и др. Потом взяли на конную базу, где готовили коней для работы. Туда попали и другие верующие. Там мы немного ожили! Привозили овсяную полову, которая была плохо просеяна. Мы наловчились веять ее против ветра и варили из собранного зерна кашу.

Потом нас снова расформировали, меня взяли на станцию Лапшанга, где распределялся лес. Начальник лагеря назначил меня работать в бане. В мои обязанности входило стирать одежду машинистов, топить баню к их приходу. Потом заведующего уволили и меня назначили на его место. В помощники мне дали еще одного брата. Здесь уже было время молиться, я там и ночевал. Я пробыл на этом месте до конца срока.

Иногда нас посылали на работу к людям на свободу. Они расспрашивали, почему мы в заключении. Мы рассказывали, что за Слово Божье. И некоторые из местных жителей уверовали благодаря нашим братьям. А также некоторые из конвоиров стали верующими, и их за это осудили. Было время, что Бог дал возможность собраться братьям даже из других лагерей (тогда с верующих был снят конвой), и мы на Пасху провели хлебопреломление. Было человек 25, среди них и служителя. Не помню, из чего мы сделали нечто, похожее на вино, а хлеб взяли обыкновенный.

В 1949 году меня освободили — на 5 лет раньше. Так случилось, что мы вышли на свободу вместе с другом, с которым когда-то пели в хоре. Перед отъездом домой мы попали на служение в Сухобезводной. Там было около ста верующих, которые покаялись, благодаря проповедям заключенных. Врезалось в память то, какая любовь была между новообращенными. Встретились две сестры и так обнимались, что разойтись не могли от радости. Была там одна сестра, которая болела кровотечением, как та женщина в Евангелии. И точно так же 12 лет страдала! Как она благодарила Господа, что Он исцелил ее!

Второй арест. Воркута

Некоторое время я прожил дома. Все было разграблено, дороги разбиты, нельзя было не только проехать, но даже пройти. Проводили служения, проповедовали, молились. Церковь наша была не зарегистрирована.

Через два года в село приехали из КГБ. В первую очередь, конечно, ко мне, ведь я был судимым. Арестовали. Привели в сельсовет. Потом привели пресвитера и еще нескольких братьев. А утром нас — на грузовую машину и — в Луцк.

Думаю: «Господи, неужели снова — в заключение!» Потом нас повезли в Россию. Началось следствие. Говорили, что мы американские шпионы и т. п. Как-то следователь сказал: «Вы живете на нашей земле, за нашей спиной и едите наш хлеб!» Мне так стало горько, что я заплакал. Ударил кулаком по столу и сказал: «Если бы эта земля была ваша, я не хотел бы и дня на ней жить! Но она не ваша, а — Господня! И я не имею права пред Ним укорачивать себе жизнь».

Пять месяцев шло следствие… Сначала нам присудили смертную казнь как врагам народа, которые не хотят подчиняться советской власти. Но потом заменили смертную казнь на 25 лет трудовых исправительных лагерей. Я думал: «Какими же преступниками считают людей, которые молятся Богу, проповедуют Его Слово!» Нам сказали: «Если кто-то из вас откажется от своих убеждений, прямо со скамьи подсудимых уедет домой!» Но, слава Богу, никто не отрекся. Мы решили страдать, если даже придется и 25 лет. Хотя в сердце была надежда, что есть Справедливый Судья и Он даст избавление.

Одних братьев отправили в Сибирь, а меня — на север, в г. Воркуту. Еще в Луцке я встретился с одним братом из с. Сереховичи. Я очень обрадовался, что будет с кем разделить радость и горе, но нас сразу разлучили. «Господи, ну почему так?» — подумал я тогда. Но какова была радость, когда с очередным этапом в Воркуту прибыл этот брат! По состоянию здоровья я был назначен на склад — ремонтировать одежду шахтеров. А этот брат работал в шахте. Я всегда старался приготовить ему какую-то еду, латал одежду. Но через полгода нас разлучили.

Некоторое время я работал в бане, имел возможность там молиться — и сам, и с братьями. В этот раз режим был уже не так строг, уже не было войны. Ко мне приезжала жена (я женился между арестами). Она была такая неотступная, все добивалась, чтобы нам разрешили — на свободное поселение. И начальник лагеря уже подписал разрешение, но тут — освобождение! После смерти Сталина началась амнистия, в первую очередь — верующих. Второй срок я пробыл в заключении меньше 5 лет. Вышел на свободу в мае 56-го.

Почти столетие спустя

Ни один брат в нашей церкви столько не прожил. Почему-то Господь так продлил мои годы. Я не прилагал усилий для этого, это просто Божья воля. Смерть не раз смотрела в глаза, но Он хранил. Не знаю, сколько мне еще Бог назначил, но хочу, чтобы подготовил и взял к Себе. Мне уже не интересна эта жизнь…
Бог дал мне одну дочь. После родов жена начала болеть. Последние восемь лет она лежала, у нее был рак. Умерла 2 года назад. Дочь у меня очень хорошая, христианка, ухаживает сейчас за мной. У нее шестеро детей, все верующие. Я молюсь за них.

Я благодарен Богу, что Он хранил меня от болезней. Не знаю, как будет дальше. Господь всегда укреплял. Это Он помог мне все пережить и остаться верным.

Но я должен был предстать перед начальствующими, судьями, прокурорами, чтобы свидетельствовать им о Боге.

Не раз думал: «Почему я до сих пор живу? В чем дело?» Как-то еще в заключении я изнемогал от истощения, просил смерти. Молился: «Боже, забери меня! Я даже не хочу на свободу, я хочу к Тебе!» Вспоминал пророка Илию, который говорил: «Довольно уже, Господи; возьми душу мою, ибо я не лучше отцов моих!» Но у Господа были еще дороги для него. Господь не ответил на ту мою молитву, хотя я так хотел умереть, как никогда в жизни.

Размышляя над Божьими заповедями, я вспомнил обетование: «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле…» (Исх. 20:12). Возможно, поэтому я так долго живу, что уважал своих родителей до конца их дней. Уважать — это не просто сказать «Я вас люблю!» Это — быть послушным во всех их просьбах, быть благодарным Богу за то, что имеешь отца и мать.

Дмитрий ДОВБУШ
"Благовісник", 1,2013